Двери в неведомое

Джим Моррисон - один из самых ярких и талантливых музыкантов и поэтов,которые когда либо были и будут в рок музыке.И с уверенностью можно сказать,что он больше всех был проникнут духом мистицизма и некоей загадочной,не поддающейся обыденной оценке философией восприятия бытия .Мы можем лишь пытаться понять его видение мира ,не более того.Зачастую шокирующий публику своими стихами,он представлял собой вселенную настолько далекую от обыденных понятий,что до сих пор остается любимым многими,но понятым и потому еще более загадочным феноменом.Пожалуй более всего его суть и видение мира переданы в стихотворении гениального Эдгара Аллана По - Ворон.

Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,

Задремал я над страницей фолианта одного,

И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,

Будто глухо так затукал в двери дома моего.

«Гость,—сказал я,—там стучится в двери дома моего,

Гость — и больше ничего».

Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,

И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер,

Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали

Облегченье от печали по утраченной Линор,

По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,—

Безыменной здесь с тех пор.

Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах

Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,

И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:

«Это гость лишь запоздалый у порога моего»

Гость какой-то запоздалый у порога моего,

Гость — и больше ничего».

И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.

«Извините, сэр иль леди,— я приветствовал его,—

Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,

Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,

Что я вас едва услышал»,—дверь открыл я: никого,

Тьма — и больше ничего.

Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный

В грезы, что еще не снились никому до этих пор;

Тщетно ждал я так однако, тьма мне не давала знака,

Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»

Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»

Прошептало, как укор.

В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери

И услышал стук такой же, но отчетливей того.

«Это тот же стук недавний,—я сказал,-—в окно за ставней,

Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,

Это ветер стукнул ставней у окошка моего,—

Ветер — больше ничего»

Только приоткрыл я ставни— вышел Ворон стародавний,

Шумно оправляя траур оперенья своего;

Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо,

С видом леди или лорда у порога моего,

На Паллады бюст над дверью у порога моего

Сел — и больше ничего.

И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,»

Видя важность черной птицы, чопорный ее задор.

Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,

О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,

Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?»

Каркнул Ворон: «Nevermore».

Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,

Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;

Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,

Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,

Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,

Птица с кличкой «Nevermore».

Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти

Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.

Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,

И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор,

Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор».

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

При ответе столь удачном вздрогнул я в затишье мрачном,

И сказал я: «Несомненно, затвердил он с давних пор,

Перенял он это слово от хозяина такого,

Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,

Похоронный звон надежды и свой смертный приговор

Слышал в этом «nevermore».

И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,

Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,

Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,

Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,

Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,

Хриплым карком: «Nevermore».

Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,

Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,

Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной

Я хотел уже склониться на подушку на узор,

Ах, она здесь не склонится на подушку на узор ,-

Никогда, о nevermore!

Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма

И ступили серафимы в фимиаме на ковер.

Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной

Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор!

Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!»

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!

Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор

Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу.

Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,

Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?»

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!

Если только Бог над нами свод небесный распростер,

Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,

Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор—

Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?»

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

«Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! —

Я, вскочив, воскликнул.— С бурей уносись в ночной простор,

Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака

Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор

Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!»

Каркнул Ворон: «Nevermore!»

И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,

С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;

Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,

И под люстрой в позолоте на полу он тень простер,

И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.

Никогда, о nevermore!

"Если бы можно было очистить двери восприятия, все предстало бы перед человеком таким, каким оно есть на самом деле - бесконечным", - эти слова поэта Уильяма Блейка, процитированные в одной из книг Олдоса Хаксли, много лет будоражили творческое воображение и стали своего рода эпиграфом жизни музыканта, поэта и композитора Джима Моррисона. "Я Стрелец, если астрология вообще что-то значит, я Кентавр, Лучник, Охотник, - писал о себе 23-летний Моррисон. - Но главное в том, что мы - The Doors".История The Doors началась одним летним днем 1965 года, когда знакомые по киношколе Моррисон и Манзарек случайно встретились на пляже в Венис-бич. Они разговорились, и Моррисон признался, что уже некоторое время сочиняет песни. Манзарек уговорил его спеть что-нибудь, и, услышав “Moonlight Drive”, был так впечатлен текстом этой песни, что немедленно предложил основать группу. Манзарек тогда играл вместе со своим братом Риком в коллективе Rick and the Ravens; Джон Денсмор и Робби Кригер, знакомые с Манзареком благодаря совместным занятиям по йоге и медитации, музицировали в коллективе The Psychedelic Rangers. Первые демо-записи новой группы были сделаны в августе 65-го – тогда помимо Моррисона и братьев Манзарек в записи принимал участие Денсмор и девушка-басистка, чье имя в истории так и не сохранилось. В конце того же месяца к группе присоединился и Кригер, и легендарный состав The Doors был укомплектован окончательно. Название Моррисон позаимствовал из названия книги Олдоса Хаксли «Двери восприятия»; Хаксли, в свою очередь, взял его из строчки стихотворения поэта Уильяма Блэйка. В начале 1967 года лейбл Elektra выпустил первый одноименный альбом группы "The Doors". Прошел уже 41 год с момента его появления на свет, а этот релиз до сих пор остается одним из лучших дебютов за всю историю рока. Красочный орган Манзарека, скользящая гитара Кригера и богатый ритмический рисунок Денсмора и сами по себе производили неизгладимое впечатление. А если прибавить к этому драматичный вокал Моррисона, который наполнял страстью каждую композицию, среди которых были и исключительно талантливые, то станет понятно, почему вокруг "The Doors" поднялся такой шум. В том же 1967-м году вышел второй альбом "Strange Days". Он не уступал ни по качеству, ни по энергетике своему предшественнику. Еще одна композиция, "When the Music's Over", стала классикой и визитной карточкой Doors. Ряды сторонников новоявленных кумиров ширились день ото дня. Из солиста еще одной молодой команды Джим Моррисон стремительно эволюционировал в рок-звезду первой величины. Интеллектуал, автор захватывающей музыки и будоражащих воображение стихов, обожающий провокации и эксцессы, он приковывал внимание миллионов людей, и далеко не только самоотверженных меломанов. Громкий успех, подтвержденный и хвалебной прессой, и тиражами, привел к неожиданным психологическим проблемам. Лидера группы, который для избранного круга почитателей уже успел превратиться в героя андеграунда, многие начали воспринимать как очередного секс-символа для тинейджеров. Джим тяжело переживал это двойственное отношение - ему хотелось, чтобы в нем видели прежде всего серьезного артиста. Первые треки с третьего альбома "Waiting for the Sun" прозвучали уже во время этих европейских гастролей. Лонг-плей вышел в 1968 году и включал декларативную композицию "Five to One" и песню протеста "The Unknown Soldier", для которой группа сняла жесткий сопроводительный видеофильм. Следующая пластинка "The Soft Parade" (1969) вызвала некоторое недоумение и даже недовольство в лагере рецензентов. Главные упреки посыпались на секцию духовых - группу начали подозревать в уступке поп-стандартам. На альбоме были и сильные моменты, украшением записи стал трек "Touch Me", финалист американского Тор 3. Последней работой Моррисона в Лос-Анджелесе стала запись следующего альбома "L.A. Woman", который вышел в 1971 году ко всеобщему одобрению. Эта пластинка, впервые записанная без постоянного продюсера Paul A. Rothchild, стала одной из вершин Doors. Простота и интимность "L.A. Woman" наиболее ярко воплотились в блестящей композиции "Riders on the Storm". К этому времени беспорядочная жизнь музыканта, алкоголь и наркотики начали сказываться на его здоровье и даже на вокальных данных. Чтобы как-то поправить положение и укрыться от того хаоса, в который превратилась его жизнь, сразу по окончании студийных сессий "L.A. Woman" Моррисон переехал в Париж. Он собирался в корне поменять свою жизнь - может быть, навсегда бросить музыку и посвятить себя литературе. Как оказалось, он убежал не от хаоса, а от себя самого - 3 июля 1971 года 27-летний Джим Моррисон был найден мертвым в ванной у себя дома. Обстоятельства его смерти до сих пор остаются невыясненными, официальное заключение гласит, что смерть наступила в результате сердечного приступа. Загадочная гибель музыканта породила множество слухов и гипотез, говорили, например, даже о том, что Джим намеренно инсценировал свою смерть. Еще в 1967 году 23-летний музыкант написал о себе: "Меня интересует все, что касается протеста, нарушения порядка, хаоса, любой деятельности, которая с виду выглядит бессмысленной. Мне кажется, что это и есть дорога к свободе: внешний бунт как способ достичь внутренней свободы. Вместо того, чтобы начинать изнутри, я начал извне: шел к психике через физиологию". Видимо, путь, который он выбрал, оказался слишком опустошительным. Джим Моррисон похоронен на знаменитом парижском кладбище Пер Лашез в почтенной компании Оскара Уайльда, Марселя Пруста и Оноре де Бальзака. Робби Кригер, Рэй Манзарек и Джон Денсмор попробовали было продолжать работу без Моррисона и записали два альбома "Other Voices" (1971) и "Full Circle" (1972). Но без фронтмена все было не так. Если первый диск еще мог кого-то обмануть, то второй был очевидным шагом назад. Смерть Моррисона закрыла эти двери и поставила крест на биографии Doors. Тогда трое музыкантов находят применение своим талантам в других начинаниях. Денсмор и Кригер сформировали Butts Band и успели записать два альбома, прежде чем группа распалась. Манзарек увлекался несколькими проектами как музыкант, продюсер и менеджер, писал пьесы, ставил спектакли, высоко оцененные критиками и получавшие специальные награды. В течение 70-80-90-х годов все вместе они продолжали контролировать архивы, готовили публикации неизданных материалов, главным образом концертных. Первой их совместной работой после гибели фронтмена стал диск "An American Prayer" (1978 год), в котором участники Doors снова собрались в студии, чтобы записать инструментальное сопровождение для стихотворений Моррисона, которые он начитал во время сессий "L.A. Woman". Релиз вызвал огромный интерес, который вырос еще больше после появления трека "The End" в звуковой дорожке к фильму о Вьетнамской войне "Apocalypse Now" (1979) режиссера Фрэнсиса Форда Копполы. В окончание можно лишь повторить,что Джим Моррисон и благодаря ему группа Дорз прошли ярчайшей кометой по небосклону рок музыки,их знают и любят,они вошли в классику РОКА.